БАНКА КАЛА

Всё началось с того, что в один из дней я записался к проктологу: у меня вот уже второй год был каждодневный понос. Вы наверняка понимаете, насколько это снижает качество жизни. Я не мог отойти от туалета больше чем на час. Известно, что частый понос очень опасен, поскольку обезвоживает организм, но я этого не знал и наверно поэтому выжил.

Не лишним будет упомянуть, что я в целом на здоровье никогда не жаловался, ну или всегда был слишком терпелив, поэтому до этого никогда в жизни не посещал врачей, тем более проктолога. Можно сказать, что ничего страшного, всё бывает в первый раз, да только именно эта неопытность и привела меня к одной очень неприятной истории, о которой пойдёт речь далее. Люди склонны считать свою осведомлённость как что–то само собой разумеющееся, но для меня это было тайным знанием, которое усваивается через ошибки, а не через обучение. Детям ошибки прощаются, а вот взрослым — к сожалению нет.

* * *

Однажды зимой я ехал с работы на автобусе. В это время обычно всегда много людей, но в тот день их было особенно много. Я всегда рассчитываю свой маршрут так, чтобы быть в недосягаемости туалета не больше часа, поэтому особо не волновался. Народу было тьма, все набились до такой степени, что даже не было нужды держаться за поручень. Возможно, если бы я подпрыгнул, то так бы и завис, держась только на силе трения.

Мы остановились на светофоре, и вдруг стало подозрительно тихо. Фоновый шум мотора, который я до этого не замечал, стих. Водитель громко выругался. Послышался какой-то шум со стороны кабины и потом ещё более яростная ругань. Люди стали роптать. Я пока что смотрел в окно и особо не обращал внимания на происходящее.

Через пять минут без движения я стал интересоваться, что происходит. Оказалось, что двигатель автобуса заглох. Оглядевшись, я пришёл в ужас: мы были посреди глухого малонаселённого участка, где только возводились новые жилые комплексы, но жизни как таковой не было. Я попытался протолкнуться к двери и крикнул водителю, чтобы открыл двери. Люди меня поддержали. И тут водитель нас огорошил: двери открыть невозможно — они сломались одновременно с двигателем, поэтому нам всем в таком положении придётся ждать подмоги.

Люди стали кричать, воздух начал пропитываться паникой. Водитель уверял, что ждать всего десять минут, но никто ему не поверил. Я тоже.

Меня быстро накрыла паника, но из-за кротости характера, я не устроил дебош, а лишь замер в ступоре. Моё лицо стало красным, и я чувствовал, как внутри меня движется говняная волна.

Я противился ей, напрягал булки что было сил, но кто таков человек против стихии? Мои силы иссякли ещё до того, как понос ослабил свой напор, и я поддался ему, подавленный из-за проигрыша. Я пустил всё на самотёк. Понос, как неньютоновская жидкость: когда я перестал сопротивляться, он сам ослаб и медленной струйкой потёк по моим ляжкам. Анус немного подпёрдывал, аккомпанируя говнопаду.

В салоне стоял галдёж недовольных людей, поэтому никто не услышал моего соло на трубе, но маленькое пространство автобуса очень быстро наполнилось удушающим смрадом.

— Кто обосрался?! — раздался громкий басовитый голос седоватого усатого мужика средних лет. Он перекрыл гул разномастной ругани.

Воцарилось молчание.

— Я ещё раз спрашиваю, кто обосрался?! Вы совесть имеете? Людям дышать нечем! — не унимался он.

Я красный как рак стоял, смотря в окно, делая максимально непринуждённый вид, будто меня ничто из происходящего не волновало.

Запах быстро распространился в маленьком объёме, и люди загалдели ещё больше:

— Откройте окна! — отчаянно орали люди.

— Они и так настеж! — отвечали другие.

— Разбивайте тогда нахуй, а то мы тут подохнем! — заорал кто–то из головы автобуса.

— Я вам ща ебальник разобью! — грозно ответил водитель.

— Давай, бля, иди сюда! — крикнули в ответ водителю. Градус напряжения явно поднимался.

Дело шло к драке, но к счастью через пару минут двери открылись, и пассажиры с облегчением высыпали наружу. Прикрывая жопу курткой, я быстро вышел вместе со всеми. Выходя, я бросил взгляд на то место, где стоял и увидел там лужу жёлтого желчного поноса. Не сбавляя скорости я быстро направился в сторону дома, чтобы не быть пойманным. Люди у автобуса были заняты выяснением отношений, и меня, к счастью, никто не заметил. От той остановки до дома я добрался, оставляя коричневатый след на белом снегу.

* * *

Тот случай был последней каплей, поэтому я решился пойти к проктологу. Я дико волновался перед приёмом. Представлял какого-то старого извращенца, который засунет мне в очко кулак просто ради прикола.

Чтобы выглядеть приличнее, накануне вечером я побрил очко первый раз в жизни. Это было дико неудобно, и впоследствии там всё дико чесалось.

И вот я у врача. Меня встретил молодой человек, на вид младше меня, который одним своим добродушным и чутким голосом сразу располагал к себе. Я рассказал о своей проблеме, он меня выслушал и спросил, есть ли у меня какие-нибудь проблемы с недержанием или болью в заднем проходе. Ответ был отрицательным. И он посоветовал мне обратиться к гастроэнтерологу, потому что это скорее проблема в пищеварении, и это не по его профилю. Проктолог выписал мне направление к гастроэнтерологу через две недели, а также сдать анализ кала.

— Чтобы сохранить вам время, я назначил несколько анализов кала. Гастроэнтеролог всё равно вам их назначит. Только соберите чуть больше, — посоветовал он мне.

Я вышел из кабинета с облегчением и посетовал на то, что зря брил анус.

* * *

По приходу домой я изучал направления, выписанные мне. Я никогда в жизни не сдавал анализы, а тем более кала, и сначала сразу даже не понял, что это вообще такое.

После того, как я, наконец, разобрался что к чему, пришло время собирать этот самый кал.

Сколько его там нужно для этих анализов я вообще не в курсе. «Побольше», как посоветовал мне врач — это сколько? Решив, что лучше больше, чем меньше, я достал из шкафа старое ведро. У меня всего две недели, так что нужно поторопиться, хотя мой кишечник справлялся довольно недурно.

Я поставил ведро у унитаза, чтобы не забыть. Первый раз срать в ведро было неудобно, я чуть не упал, но справился.

Второй раз я зашёл в туалет через пару часов. Вонь стояла дикая. Я сел на ведро и выдавил пару залпов свежего поноса, но не учёл, что оно теперь было не пустое, и брызги потревоженного кала с силой выстрелили мне по жопе. Я встал и поглядел внутрь осквернённого сосуда: отвратительная жёлто-коричневая смесь покоилась на дне. Сгустки поноса монохромным конфетти украшали стенки старого ведра. Я еле удержался, чтобы не блевануть. Наскоро вытерев очко, я вышел.

Собирать кал было гораздо труднее, чем я думал. И как люди с таким справляются? Неужели не придумали более удобного способа? Так размышлял я, занимаясь сбором.

Прошла неделя. В рабочие дни, я, конечно, срал на работе, теряя драгоценное дерьмо, но мне казалось, что и того, что я собираю дома будет достаточно. Однако, случилось страшное. В один из разов, когда я присел на то самое ведро, у меня дико засвербило в носу от непереносимой вони. Я громко чихнул и упал с ведра. Подзастывший густой понос вылился наружу, покрывая тонким слоем полы в туалете и меня вместе с ним. Не выдержав, я обблевал всего себя. Светлая блевотины стекала с моего тела на пол и смешивалась с тёмным говном, делая смесь похожей на кофе с молоком. Однако, это всё для людей без обоняния. На запах это был совсем не кофе, однако молочные нотки там присутствовали. В тот момент я жадно хватал воздух, пытаясь не задохнуться.

Я был очень сильно расстроен и думал, что теперь то ничего не выйдет и меня никогда не вылечат. Следующие два часа, понося себя разными ругательствами, я убирал говно, отравленное блевотиной.

* * *

На следующий день я решил начать всё сначала и принести столько кала на анализ сколько будет. Хотя бы на один точно должно было хватить.

Собравшись с силами, я снова поставил злополучное ведро и с уверенностью насрал в него. Громкий пердёж гудел внутри, отбивая громогласный ритм, что придавало сил.

За несколько дней я набрал примерно половину ведра, что было около десяти литров. Я, конечно, был горд своей работой, но это было сопряжено с трудностями. Вонища в туалете стояла такая, что годами копившаяся чёрная плесень под потолком погибла. Глянцевая плитка на стенах начала мутнеть и покрываться какой-то густой росой. Заходить туда было очень непросто, и я каждый раз задерживал дыхание, потому что дышать было просто больно.

Сдерживая рвотные позывы я каждый день глядел на это ведро. Смесь желто-зелёного гнилого кала с тёмно-серыми твёрдыми кусками вызывала желание убить себя от отвращения, но я был твёрд и думал, что ради дела можно и потерпеть.

* * *

Наконец настал день сдачи кала. Я вытащил ведро в комнату, взял швабру и стал перемешивать его содержимое, чтобы сделать массу более однородной. Мерзкая смесь пузырилась. Нижние слои успели подсохнуть, разбитая корка перемешивалась с неоднородной жижей, освобождая замурованные пузыри забродившего метана, которые, вырываясь наружу, схлопывались, и брызги старого поноса оказывались на моём лице и белых стенах. Я был на голодный желудок, и только благодаря этому меня не вывернуло, хотя я и громко клокотал в рвотных позывах.

У меня уже была приготовлена трёхлитровая стеклянная банка из-под солёных огурцов и пластиковая крышка. Постелив на столе одноразовую клеёнку, я поставил на неё банку и взял в руку ведро. Не вдохнуть этот тяжелый смрад многократно переваренного острого фастфуда и гнилой свинины, было невозможно. Оказавшись близко к моему носу, он с силой вошёл в мои лёгкие, обжигая слизистую в носу и нанося непоправимый урон бронхам. Моё лицо перекосило, я отвернулся, и через мгновение заблевал пол перед собой.

Однако, я сохранял хватку и не бросил ведро. Задержав дыхание, я перелил дерьмо из ведра в банку почти до краёв. Понос шматами падал на дно стеклянного сосуда, конечно же разбрызгиваясь по пути. Не всё было гладко, и часть поноса оказывалась на полу, на столе и на стенках банки, но это поправимо, да и запас ещё был.

Банка была полна. И самое логичное, что может произойти с неудачником произошло: я поскользнулся на собственной рвоте и рухнул на пол. Остатки поноса брызнули из треснувшего ведра с говном, окропляя всё вокруг, и самое главное меня. Понос затёк мне в рот, в нос и глаза. Я истерично закричал, почувствовав жжение во рту и потеряв зрение. Очертания банки на столе придали мне сил — всё не зря.

Отплевавшись и продрав глаза, я встал. Кухня вся была в говне. Я думал, что теперь не то что ремонт, а всё здание подлежит сносу. Всепроникоющий понос в конце концов разъест бетон, и оно в любом случае рухнет. От вони на меня напал дурман, голова кружилась, в глазах двоилось. Мне чудилось, будто я где-то на Луне, и мне не хватает воздуха, но при этом тело стало таким лёгким, почти невесомым. Это наверно была предсмертная агония, но как только пар мелены рассеялся, я пришёл в себя.

Банка была на своём месте, что уже радовало. Говно тоже было на своём месте, что уже совсем не радовало. Не знаю, сколько я был в этом полуобмороке, но на поносе уже образовалась корка. Я впервые за два года видел собственный кал твёрдым.

Время поджимало. Я закупорил банку и оставил всё как есть, только переоделся. Накинув верхнюю одежду, я засунул банку в пакет и побежал с ним в лабораторию, предвкушая скорый конец всей этой истории и начало моей новой здоровой жизни.

В лаборатории было много людей, но они все просто сидели чего-то ждали. Я сказал, что мне нужно сдать кал на анализ, мне дали какую-то бумажку, где я расписался. Я повторил слова проктолога о том, что нужно было побольше и с гордостью достал свою банку и поставил её на стол. Банка была в дерьме, я забыл её вытереть.

— Это что такое?! — завопила женщина в белом халате.

— Анализы, — ответил я, запинаясь. Что–то было не так.

— Вы что, с ума сошли?! — ещё сильнее завопила она и вскочила из-за стола, за которым работала с бумагами, — уберите это отсюда! — она переходила на истерический крик.

Люди вокруг вскочили и обступили стол. Каждый наперебой что-то кричал мне, но я не мог разобрать их слов, я лишь лепетал:

— Ну… анализы… я принёс.

Кого-то вырвало, другие продолжали на меня кричать, я впал в ступор. Финальным аккордом стало то, что смотря выпученными глазами на женщину в белом халате, я обосрался, заставив людей зажать носы и выбежать из помещения, оставляя меня с коричнево-жёлтым пятном на белом кафеле.

Я оставил банку и вышел из помещения. Понурив голову, я медленно побрёл домой, думая о том, что видимо мне суждено постоянно срать в штаны. Бредя по свежевыпавшему снегу, я подумал о том, что он ещё не знает, что скоро будет донельзя обосран, и что это и есть закон жизни — всё появляется на свет прекрасным, а умирает уродливым. И когда я смотрел на себя в зеркало, я силился увидеть прекрасное, но не мог.