КАК Я ПОИГРАЛ В ФУТБОЛ

Старший брат всегда был для меня примером. Разница в возрасте у нас чуть меньше десяти лет, поэтому мы никогда не ссорились, а наоборот он был мне другом и авторитетом: всегда заступался за меня, учил чему-то новому. Для окружающих я всегда был толстым увальнем, которого брат таскал за собой. Но всегда, как бы сильно я ни старался не позорить его, всегда все шло именно к этому, но он никогда не обращал на это внимания, за что я ему и благодарен и по сей день.

Однажды, пришел тот день, когда брат позвал меня погонять с собой в футбол. Я давно хотел, но был слишком мал. Мне тогда уже исполнилось двенадцать, но как мама ни успокаивала, жирок не только не сходил, а наоборот только прибавлялся. Весил я тогда уже под восемьдесят.

Брат долго уговаривал меня, ведь я очень боялся опять опозорится, но в итоге сдался. Ближе к делу я даже стал чувствовать эйфорию от предвкушения крутого матча, брат внушал мне эту мысль.

Мама обрадовалась, что я наконец-то оторвусь от компьютера и немного растрясу свое сало. В честь этого она даже приготовила мне мою любимую квашеную капусту, которой я закусил свиные котлеты.

На следующее утро мы плотно позавтракали и двинулись на стадион на автобусе. С самого утра уже палило солнце, в автобусе было душно и меня немного разморило: я ощутил бурление в животе и тошноту.

Выйдя на свежий воздух, я почувствовал облегчение, поэтому даже вида не подал, чтобы не беспокоить брата.

Мы дошли до стадиона, и я впервые увидел это сооружение так близко. Он был огромен, а за ограждением из сетки Рабица можно было разглядеть зелень поля. Мы миновали проходную, где я смог вымолвить только «Здрасьте» и зашли в раздевалку, где уже собралась большая часть команды. Они приветствовали моего брата, а потом переводили надменные взгляды на меня, спрашивая, какого хрена я вообще тут делаю, но брат защищал меня. Стоит ли упоминать, что все были настроены скептически.

Сильное волнение заставляло мою щекастую рожу покраснеть, а вчерашнюю капусту весело перемещаться у меня в кишках. Но не страшно, переживем.

Мой ступор снял подошедший брат, призвавший быстрее переодеваться. Я отошел в угол и прикрывая молодые складки, быстро натянул новенькую футбольную форму, которую мама зачем-то погладила. На спортивных шортах были стрелки от утюга.

И вот момент, которого я так ждал: свисток арбитра, роль которого выполнял один из друзей моего брата. Команда противников разыгрывает.

Моя роль защитника заключалась в том, чтобы не допустить их атакующих к воротам, но как только это случалось, они с легкостью обходили и обгоняли меня. На двадцатом разе, мои глаза уже застилали слезы, я был в отчаянии от беспомощности, хоть брат подбадривал меня все время и давал советы. Но, как ни странно, это придало мне сил: пан или пропал. У меня было преимущество в виде большого веса, так что я успешно мог бортовать противника, а благодаря жирам, я безболезненно входил в подкаты. Я играл максимально жестко и, когда раздался тройной свисток, ознаменовавший конец первого тайма, я был доволен своей игрой. Подошедший брат подтвердил мое мнение, что я и правда играл неплохо, хоть мы и проигрывали с разгромным счетом.

Наконец, расслабившись в раздевалке, я почувствовал себя не очень хорошо. Все-таки не стоило обжираться вчера так сильно. Я почувствовал резкую боль в животе, а затем давление в сфинктере.

Ребята собрались в перерыве посидеть на улице, мой брат позвал меня с ними. Я согласился, но спросил, где туалет. Он огорчил меня, сказав, что туалет на стадионе сломан и все ходят в кусты неподалеку. Мои глаза округлились. Брат ушел к ребятам.

Мой клапан уже разрывался и я понял, что я не готов делать это в кустах, а если бы и был, то ни за что не добежал бы. Меня охватила паника, прошиб холодный пот, а глаза бегали из стороны в сторону, цепляясь за случайные предметы. Я сильно сжал очко. Казалось, что если бы туда вставили кочергу, я бы смог ее перекусить.

Первый спазм чуть не застал меня врасплох: фекальный батискаф смог преодолеть мой кожаный барьер, дотронувшись до белья. Сделав усилие, я отправил его обратно в пучину, но осознание лютого пиздеца накрывало меня даже сильнее, чем батискаф –– понос.

В раздевалке было всего три двери: выход на поле, выход в город и каморка. Не расслабляя очка и ног, я вприпрыжку подскочил к каморке и распахнул ее, в надежде увидеть инвентарь уборщика, но меня приветствовала только сломанная деревянная швабра, которую я тоже с легкостью переломил бы своим очком. В тот момент я очень был сосредоточен на силе сжатия.

Второй сильный спазм заставил меня заскочить в каморку, прикрыв дверь, и спустить шорты с трусами. Закрыть было нельзя, без света оставаться было страшно. Я чуть было не присел в углу, но быстро понял, что бесследно это сделать у меня не получиться, по-любому кто-то почувствует вонь. Я привстал, запутался в своих трусах и чуть было не упал, но уперся в стену. На стене был выключатель, который я задел, а он в свою очередь зажег лампу над моей головой. На радостях я хотя бы смог захлопнуть дверь и сохранить приватность.

Каморка оказалась высокой, наверху были полки с какими-то спортивными принадлежностями. От моего напора, стена задрожала и сверху мне на голову упал сдутый футбольный мяч.

Порыскав глазами по полкам я не смог найти ни одного сосуда, подходящего для сбора говна. В основном там были разные мячи, насос для них, старые футболки. В моей голове впервые созрел план спасения, но я отверг его как неприемлемый.

Следующий спазм был очень болезненным и я чуть не обдристал свои ляжки, но благодаря моему обжорству, складки плотно и надежно удерживали массы внутри, хоть и сами уже были полностью в говне.

Говно отступило. Я был уверен, что это может продолжаться вечно, но следующего спазма я уже точно не выдержу.

План спасения, который был выкинут на задворки моего разума, победно всплыл на поверхность, как говно. По правде говоря, он и был говном: сейчас легко рассуждать, но тогда другого выхода не виделось.

Я достал с полки небольшой ручной насос для мяча, в который был вкручен короткий резиновый шланг с металлической иглой на конце, а на конце иглы была дырочка для воздуха.

Я почувствовал бурю внутри, предвещающую скорый спазм. Я быстро откинул шорты с трусами, которые все еще болтались у меня на щиколотках, постелил одну из футболок с полки и лег спиной на пол, облокатив ноги на стену: места было мало.

Я взял иглу на шланге и внимательно осмотрел ее на наличие острых граней. Игла холодно блестела мне в ответ. Я засунул ее в рот для дезинфекции и смазки слюной, затем без труда вставил себе в анус. Что ж, не кочерга.

Я медленно стал оттягивать поршень насоса, высасывая из себя полужидкую субстанцию. Когда поршень уперся в ограничитель, я вынул иглу и потряс насос — содержимое насоса плескалось о его стенки, значит план работает, но это была его первая часть. Теперь предстояло придумать, как спрятать понос, ведь таких ходок предстояло сделать немало.

Я взял сдутый мяч, лежавший на полу, вставил туда иглу и нажал на поршень. Поршень шел туго, но верно. Неоднородная масса из насоса ошметками барабанила по внутренней поверхности мяча. План работал.

Я принялся методично, но аккуратно, орудовать насосом, перекачивая понос из очка в мяч. Не все шло гладко: иногда иглу выбивало, орошая футболку подо мной капустными очистками. Бывало насос засорялся, приходилось доставать иглу и продувать ее ртом. Конечно, я предварительно вытирал ее футболками, валявшимия на полках каморки, но коричневая помада все же оседала на моих губах. Все было почти стерильно.

Наконец, родник иссяк. Решив скрыть следы, я засунул иглу в мяч уже последний раз и надул его до упора воздухом, сделав всего пару движений.

Сосок мяча был весь утыкан маленькими точками от прикосновений говняной иглы и отпечатках моих рук, который также были в говне. Пришлось протереть его футболкой, на которой я лежал, но мне уже было не жалко.

С жидкой частью было покончено, но надо было что-то делать со жмыхом, все еще покоящимся у меня в толстой кишке.

Я привстал с сырой, пропитанной, словно бисквит торта, футболки цвета хорошо выдержанного бренди и уже присел над ней, как над кошачим лотком. Я натужился изо всех сил, раздвигая булки мокрыми и липкими пальцами, рискуя получить пролапс.

Поняв, что засуха в жопе привела к запору, я засунул пальцы себе в анус, чтобы вытащить заветрившуюся краковскую, которая предательски рассыпалась в моих пальцах. Я раскрошил этот батон как смог, чтобы хотя бы выдавить из себя эту труху из переваренного фарша и капусты.

Пальцы покрылись толстой коркой земляного цвета, которая быстро усыхала и крошилась. Футболка быстро наполнялась, как скатерть самобранка. Закончив, я связал ее концы узелком и закинул на самую дальнюю полку. Другой футболкой я вытерся как смог, хотя и все равно был похож на свинью.

Я оделся. Чтобы не накликать беду, я решил не трогать мяч и оставить его в углу каморки. Повернувшись, я приоткрыл дверь и посмотрел через щель, нет ли кого. Потом я высунул голову и, удостоверившись, что в помещении никого нет, я быстро вышел из каморки и захлопнул за собой дверь. В каморке послышался какой-то шум. Я открыл ее и увидел, что футболка упала с полки, но, к счастью, не развязалась. Я аккуратно взял ее и снова закинул на дальнюю полку, подперев какой-то деревяшкой.

Дыхнув нормального воздуха, второй заход в каморку дался сложнее: дыхание сперло от вони.

Вдалеке слышались разговоры отдыхавших ребят. Помещение хорошо проветривалось, я чувствовал прохладный летний ветерок, проносившийся через раздевалку.

Я подошел к зеркалу и обнаружил, что мои ноги, руки и лицо полностью были покрыты темными пятнами, будто я весь копался в грязи. Ничего страшного, ведь это можно было принять за грязь с поля, главное чтобы понос успел высохнуть и сильно не вонял. С этой мыслью я побежал на поле, ждать остальных.

Я прогуливался по полю, когда услышал первый свисток, призывающий игроков на поле. Выходившие игроки обсуждали какой-то странный запах говна в раздевалке, а я не подавал виду.

Я увидел брата, выходившего на поле с мячом в руках, наша команда должна разыгрывать. Я посмотрел на этот белый стертый мяч с полосками и ужаснулся: это был тот самый мяч. Вот почему в раздевалке воняло говном: брат открыл каморку и взял этот мяч. Я удивился, что он не понял хотя бы по весу, что с ним что-то не так.

Я в ужасе просил брата заменить мяч, но он лишь смеялся надо мной. Он предложил быть разыгрывающим, даже настаивал, хотя остальные были недовольны. Я согласился. Мы пошли к центру поля.

Раздался свисток, брат пнул мне мяч с центра поля, я попытался выбить его подальше, но из-за его веса, он лишь откатился, а я кажется сломал палец. Мяч откатился к игроку противника: огромному парню, самому старшему из нас. Он ударил по мячу со всей силой. В мгновенье я увидел, что мяч летит прямо мне в лицо и успел лишь повернуться, когда он коснулся моего затылка. Швы не выдержали напряжения масс внутри и мяч взорвался фекальным салютом, обдавшим меня с головы до ног освежающим и склизским конфетти. От соприкосновения с поносом, ранки на моем теле защипало, как и глаза. Стрелки от утюга на шортах распрямились, а форма стала весить в три раза больше.

Я застыл на месте, слушая образовавшуюся тишину.

Не оглядываясь и не нарушая тишины, я медленно вразвалку побрел к выходу, стараясь поменьше трястись. Я вышел со стадиона, под охреневший взгляд охранника и пошел в сторону дома. Я выбрал самый короткий путь через стройки, гаражи и помойки с бомжами: пусть лучше меня там где-нибудь убьют после такого позора. Но все, встречавшиеся мне на пути маргиналы обходили меня за десять метров и орали своими оборванными голосами, что такой вони даже они не нюхивали.

Я шел около часа до дома, глаза щипало. От паров щелочи в поносе, слизистая в носу настолько пересохла, что корки соплей сами собой крошились при ходьбе и падали на землю.

Понос постепенно высыхал, превращая спортивную форму в доспехи, крошась как песочное печенье при каждом прикосновении, на волосах застыл косой ирокез, который потом пришлось состригать. Говняный след за мной закончился, а форма стала намного легче, вонь отступала.

В таком виде я зашел домой. Мама, услышав звуки, пришла меня встречать. Как только она меня увидела и почувствовала запах, ее резко стошнило себе под ноги. Я виновато за этим наблюдал, а она лишь закрыла нос и молча показала рукой на ванную. Я смывал с себя мамин вчерашний ужин несколько часов. Новенькая форма полетела с балкона.

Брат, когда вернулся, сделал вид, что ничего не произошло, а я с тех пор ненавижу футбол.