НЕВЕСТА

Глава 1. Начало

Юре с детства приходилось непросто — ещё в детском саду он был самым хилым мальчиком в группе. Мелкие сверстники отнимали его игрушки, а он не мог ничего с этим поделать.

Однажды один мальчик попытался отнять любимую железную машинку Юры. Тот в отчаянии двинул обидчику увесистой металлической игрушкой прямо по голове, заставив его заплакать от боли. Никто из взрослых не оценил личный подвиг юного мстителя. Воспитательница поставила его в угол, под ехидную и едва проскользившую усмешку поверженного бугая, который строил из себя плачущую жертву.

Родители присоединились к воспитателям и отругали героя. А чтобы его добить, отняли любимую машинку и отдали нарочито обиженному жирдяю, тем самым растоптав едва проклюнувшееся самоуважение Юры.

* * *

В первый день школы мальчик стал целью хулигана, который лишь искал случайной жертвы, чтобы самоутвердиться и составить первое впечатление среди незнакомых ему людей. Это была огромная девочка, в два раза больше Юры. Она подошла к щуплому мальчику сзади и с силой натянула его трусы на голову так, что Юра выгнулся как пришибленный спайсом. Его охватила паника: резинка от трусов закрывала глаза, а натяжение ткани сковывало движения. К тому же сегодня его нижнее бельё было обосрано, и растянутый засохший черкаш стал достоянием новых одноклассников.

Конечно же, Юра стал посмешищем. В начальной школе к нему приклеилась кличка «Черкаш». Были и положительные стороны: тот случай как бы объединил всех против него, впрочем для Юры ничего положительного в этом не было.

* * *

В средней школе парень периодически становился объектом издевательств взрослеющих одноклассников. Юры был лёгкой добычей для этих гиен. Однако, в этом была и его вина: мальчик был довольно неуклюж и не следил за собой — сальная чёлка, нависающая над глазами, сросшиеся брови, прыщи на щеках и лбу, жидкие усы и борода на три волосины — самый расцвет пубертата. Неряшливость и всратая внешность была магнитом для всякого рода подонков.

Ни в школе, ни во дворе у Юры особо не было друзей и поэтому большую часть времени он проводил в одиночестве за компьютером. Пока что он особо и не задумывался о своей жизни, поэтому не ощущал каких-то проблем с нехваткой общения со сверстниками или поисками собственного «Я». У него уже было всё, что нужно. Зачем что-то менять?

* * *

В девятом классе Юра открыл для себя радость дрочки, когда во сне, увидев эротический сон с одноклассницей Мариной, случайно выебал собственную подушку и проснулся со спермой на лице.

Жизнь засияла новыми красками. Каждое утро Юра тайком наяривал залупу у себя в комнате, лёжа на спине и закинув ноги за голову: так он мог спускать себе в рот и затем уже в ванной выплёвывать молодое семя в раковину и при этом не оставить следов на свежевыстиранном постельном бельё. После этого он шёл в школу с довольной улыбкой, которая заставляла его обидчиков агриться ещё сильнее, что доставляло Юре некоторое удовольствие в виде щекотки в анальном отверстии.

Радость от дрочки сменялась предвкушением новой эякуляции, поэтому Юра вприпрыжку бежал домой, чтобы обхватить свой искривлённый конец и, наконец, с наслаждением подрюкать его.

К шестнадцати годам обычной мастурбации уже не хватало — обуздать неуёмное либидо становилось всё сложнее. Юре приходилось экспериментировать с собственным телом. Сначала в ход пошли карандаши, которые юноша запихивал себе в очко, а потом и в уретру. Затем на смену карандашам в очко полезли баллончики из-под дезодоранта, огурцы и кабачки. Иногда, лёжа в ванной, Юра ловил муху, отрывал ей крылья и сажал на свою выглядывающую из-под воды залупу. Бедное насекомое не могло никуда деться с этого мясного острова и беспокойно бегало, щекоча нежную подростковую уздечку.

* * *

В десятом классе произошла череда событий, которая изменила жизнь Юры раз и навсегда. Ещё с восьмого класса он был тайно влюблён в одноклассницу Марину. Юра считал её самой красивой девочкой школе. Но, поскольку она также казалась ему и более высокоранговой, то он считал, что даже и права не имеет рассказать ей о своих чувствах, тем более у неё уже был парень, которого Юра считал придурком.

Да и вообще, тайная любовь казалась подростку более священной и сокровенной чем открытая. Возможный отказ Марины или, что более страшно, насмешка над чувствами молодого человека уж точно были не самой лучшей перспективой, поэтому Юра вынашивал мечту и тлеющую надежду у себя в душе, которая хоть как-то, но приятно грела, тогда как реальность могла как сильно обжечь, так и низвергнуть в холодную бездну.

Но скрытое чувство в душе у Юры не желало просто тлеть. После проведённого в отрешении лета, первого сентября, когда он смог увидеть повзрослевшую за лето Марину, оно вдруг жарко запылало, подпитываемое большими порциями мошоночного гормона.

Прямо в ту же секунду, как неряха увидел свою вожделенную пассию, его хуй встал колом, хотя это и был неподходящий момент, благо тугие брюки лишь немного выдавали набухший бугорок, но тем же и причиняли ему боль, насильно сгибая напрягшийся пенис. Вернувшись домой Юра так яростно дрочил, что порвал уздечку на залупе.

* * *

Это чувство никак не проходило и Юра стал от этого страдать: и душевно и физически, поэтому он решил всё же признаться Марине в своих чувствах. Одно из двух: либо она его отвергнет и пожар утихнет, либо ему отсосут. Юра ввиду своей мнительности и отражения в зеркале рассматривал только первый вариант.

Он написал письмо, где описал всю глубину своих чувств, пытаясь подобрать как можно более красочные эпитеты к ореолам её сосков, глубине влагалища и вкусу козявок. Нет, Юра, конечно, не был долбаёбом настолько, это у него был такой юмор. Школьник хотел показать себя необычным парнем, выделится из толпы, ведь он думал, что Марина такие письма получает пачками. Отчасти он был прав: признания она получала регулярно, однако на неоднократно обоссаной бумаге ей ещё никто и никогда не писал. Юра верил в силу мускуса собственной мочи.

Всратыш молча вручил возлюбленной письмо с отпечатком собственного ануса, вымазанного салатовой краской. Впрочем, выглядел конверт не так уж ужасно, как могло было показаться. След был похож скорее на поцелуй потасканной старухи, чем на волосатое очко. Да и само письмо, хоть и было пропитано мочой, всё же выглядело прилично: Юра прогладил его утюгом.

«Вручил письмо» — это конечно тоже сильно сказано. Парень просто положил конверт на стол Марины и затаился, наблюдая издалека. Когда Марина вернулась к своему месту, то взяла этот конверт и тут же открыла, что заставило Юру втянуться в собственный пиджак, как черепаха, лишь с опаской выглядывая выпученными глазами. Марина медленно скребла зрачками по ровным строчкам и выведенным вензелям. Её лицо скривилось в гримасе отвращения. Дойдя до подписи, она посмотрела прямиком на автора письма, продолжая держать неприятное выражение лица. Юрий уже жалел, что подписался настоящим именем.

Марина нарочито медленно скомкала мускусную бумагу. Зелёный отпечаток ануса скрылся в складках шершавого пергамента, а затем полетел в мусорное ведро. С издевательской ухмылкой Марина развернулась и вышла из класса. Юра был раздавлен, как этим утром прыщ на кончике его носа.

Придя домой парень по привычке обхватил хуй, но на этот раз эрекции у него не было. Понурый мальчик в этот раз остался без дрочки, но решил сходить покакать. Клетчатка из тушёной капусты, которая была на обед в столовке, крепко связала фекальные массы и сформировала твёрдый крупный катях.

Юра сильно тужился сидя на толчке, но думал отнюдь не о говне, а о Марине. Фекальная пробка в его кишечнике причиняла боль, но она не шла ни в какое сравнение с душевной болью, от которой, казалось, некуда было деться. Однако, несмотря на страдания, он по-прежнему любил Марину.

Говно шло очень туго, лицо Юры налилось кровью, а вены на лбу и висках вздулись от напряжения. Усиленное продвижение крови заставило его повисший кукан набухнуть и выглянуть над толчком, как вьетнамский одноглазый партизан. Вместе с тем шершавая тефтеля продвинулась по толстой кишке почти к самому анусу и начала царапать простату Юры.

Благодаря крупным размерам навозного кебаба простата была простимулирована так мощно, что к тому моменту, как колбаса говна начала выходить из очка, Юра обильно накончал себе на голени, на пол и сиденье унитаза.

Сильное впечатление от душевных страданий на фоне гнилостного зловония, облегчения кишечника и приятными ощущениями от эякуляции вернули Юру к жизни после поступка Марины, но стало первым шагом на пути к развращённому сексуальному влечению к фекалиям.

Юра то входил во вкус, дроча и какая, то стыдился себя и бросал свои привычки. Марина с тех пор игнорировала его, а когда смотрела, то делала это с отвращением. Но Юра смог запереть где-то в глубине душе свои чувства и Марина с каждым днём интересовала его всё меньше.

И чем дольше мальчик подавлял в себе любовь, которая, как ему казалось, полностью угасла, тем безумнее поступки он совершал. Например, дома он всё также закидывал ноги за голову при мустарбации, только теперь при этом доставал ртом до собственного члена, заглатывал залупу и посасывал её, рискуя сломать позвоночник, а также срал в таком положении себе на лицо.

Однажды он случайно обосрался в школьной библиотеке, когда зашел туда после уроков, но вместо того, чтобы по-английски скрыться, привычка заставила его достать хуй и начать дрочить между книжных полок. Он накончал в случайно попавшийся сборник таблиц Брадиса и неслышно удалился. Дрочун был на волоске от того, чтобы быть замеченным, но как раз это его и подстёгивало.

Глава 2. Университет

Юра окончил школу с тройками и поступил в университет по специальности скульптора. Это не было неожиданностью для родителей, поскольку их сын в детстве постоянно лепил что-то из пластилина, а уже будучи в школе периодически пропадал вечерами за лепкой из глины.

Занятия дрочкой никак не мешали его увлечению, а скорее даже помогали. Благодаря крахмалистому составу спермы, глина меньше прилипала к рукам, поэтому Юра постоянно растирал собственную сметанку по ладоням. К тому же занятия с глиной маскировали следы от говна, остающиеся после дефекации парня на самого себя. В универе Юра часто появлялся в запятнанной одежде, но для данного ВУЗа это было в порядке вещей.

Однако, и в новом обществе Юра не сыскал популярности. В первый день учёбы, первого сентября на первой же ознакомительной паре, когда в одной большой аудитории собрался весь поток, студент переволновался от такого количества народу и заблевал всё вокруг себя. Он сидел прямо в центре, так что рвотные массы нанесли максимальный урон. Парень тут же пожалел, что добавил колбасу в яичницу в тот день.

Оранжевая блевота тугой струёй пришлась прямо на голову впереди сидящей девочке. Куски пережеванной колбасы застревали в её густых светлых волосах, а тягучая масса отскакивала от макушки, разлетаясь плотными крупными брызгами на сидящих рядом и оставляя на одежде несмываемые пятна.

Желая остановить поток, Юра опрометчиво попытался заткнуть рот, но брюшина и желудок сократились с такой силой, что новая порция отрикошетила от ладоней и устремилась тонкими струйками в разные стороны, словно вонючий фонтан. Гнилостный кислый запах разносился по аудитории, сопровождаемый рыгающими звуками помирающего бомжа. Всё это происходило в полной тишине и отражалось в выпученных глазах замолкшего преподавателя.

Отрыгавшись, Юра осел на своём стуле, облокотившись на спинку. Он посмотрел вниз и увидел промокшую одежду и нити из густых слюней, свисающие с подбородка. Парень осмотрел аудиторию. В сохранявшейся тишине был слышен только шелест ресниц трёхсот пар глаз, уставившихся на него.

Новоиспечённый студент попытался разрядить обстановку напускной уверенностью. Он выпятил подбородок и губы вперёд и ещё больше развалился на стуле, дёргая плечами.

— Продолжайте, — махнул он рукой преподавателю, а затем громко и продолжительно пёрнул.

Юра не понял, что слишком перестарался, пытаясь изобразить уверенность, поэтому продолжал держать свой нелепый образ, когда преподаватель просто развёл руками.

— Молодой человек, покиньте аудиторию, — спокойно промолвил профессор и указал рукой на дверь.

В этот момент до Юры наконец дошёл сюр происходящего. Изначально он хотел поставить себя в новом обществе в выгодном свете, чего ему не удавалось ранее, но теперь он посмотрел на себя со стороны, на обблёваного придурка в свитере, который обгадил не только себя, но и всё вокруг и при этом скорчившего такое сложное ебло, что самому от себя стало противно. Юра встал и, протискиваясь между партами и вытирая остатки рвоты с брюк о других студентов, покинул аудиторию.

Юра пошёл прямиком домой, даже не смыв свой смердящий желудочный понос с одежды и лица. Его охватила такая грусть, что он решил пройтись до дома пешком, несмотря на то, что этот путь занимал около двух часов. Он думал, что долгая дорога хоть немного смоет с его души пелену печали, потому что и дома никому не было дела до того, что он чувствовал. И на небе как назло ни облачка, и его позор теперь был виден всей вселенной.

Никогда ещё Юра не чувствовал себя так одиноко. Он вдруг вспомнил о Марине. Несмотря на боль, которая она ему причинила, парню захотелось простить ей всё, лишь бы она сейчас была рядом. Он поглядел на засохшие остатки еды в своей ладони и подумал, что никто не стал бы держаться за неё, даже воображаемая Марина, существовавшая в его мыслях, настолько Юра себя ненавидел. И перед тем, как скупая слеза растворила оранжевую блевотину на щеке, студент подумал: а кто же его сможет полюбить, если даже он сам не может?

Тем вечером Юра был сильно подавлен. Он заперся у себя в комнате и просто смотрел в окно. Но сидеть на месте просто так он не мог, и руки сами начали искать себе занятия. Его ладони поползли вниз вдоль тела и заползли в нестиранные трусы. Пальцы начали теребить проплешины на яйцах и полувставший хуй. Юра часто сублимировал свои чувства в страсть мастурбации, причём чем хуже себя чувствовал, тем яростнее и извращённее дрочил. Неудивительно, что именно этим он и занялся.

Юра снял штаны с трусами и присел на корточки. Свободную ладонь он подставил под жопу и насрал плотным податливым катяхом прямо на неё. Он было начал обмазываться, но бывалая рука скульптора почувствовала знакомую глинистую упругость в ещё тёплом сырье. Он мял и мял огромный кусок говна в руке, пока не слепил из него пизду. От перенапряжения уздечка на хуе чуть не порвалась по старому рубцу.

Умелые пальцы придали заготовке несколько плавных деталей женских гениталий, в которые Юра без промедлений вошёл своим небольшим достоинством. Он закрыл глаза и представил, что трахает тёплое лоно Марины и сразу кончил прямо внутрь, мечтая о появлении дочки, не похожей на него.

Фекальная вульва тут же перестала быть годной, поэтому Юра выкинул её в унитаз и смысл свое сиюминутное счастье вместе с уликами порочной страсти.

Глава 3. Скульптура

Юра заперся в своей комнате и не выходил три недели, надеясь, что его позор на первой в жизни паре как-то забудется сам собой.

Когда мамка выгнала его ссаными тряпками из провонявшей говном и спермой комнаты, Юра убедился, что память его новых одногруппников не была такой короткой, как он того хотел. В первый же день после отсутствия его приветсвовали как «блевотрона», что в очередной раз сделало Юру изгоем.

Но особенность студенчества была в том, что люди быстро взрослеют умами и этот случай также быстро забылся. Ну как забылся… «блевотрон» скоро всем наскучил, однако ж и корешиться с ним особо никто не хотел. Юра по жизни был одиночкой и не стремился к общению. Его устраивала эта отстраненность от коллектива, главное что бы не чморили.

Приходя домой с учебы, Юра всё также наяривал свой кукан до красноты и шелушения залупы. В дни особой грусти он продолжал лепить из говна с вкраплениями орехов пёзды разной степени упругости. После такого соития вместе с говном и спермой в унитаз смывалась и печаль, правда ненадолго.

* * *

Так Юра и доучился до последнего курса института: угрюмый паренёк с вечно запятнанной одеждой и шлейфом гнилостного аромата, преследующим его повсюду.

Пятый курс института стал очередной поворотной точкой в жизни яростного дрочуна. Именно в это время студенты изучали скульптуру человека. Юра надеялся увидеть обнажённое тело красивой статистки, но в аудиторию почему-то зашёл голый мужик, старый и обрюзгший. Юра заподозрил у преподавателя какой-то пунктик и извращённые фантазии по поводу подобных индивидов, потому что он с остервенелой дотошностью проверял соответствие вылепленых гинеталий настоящим.

— Это что, я вас спрашиваю, — указывал он своим тощим пальцем.

— Мошонка, — отвечал ему Юра.

— Молодой человек, — он закатывал глаза от отвращения к дилетантам, — и это вы называете мошонкой? — он присел на корточки возле статиста, — вот, посмотрите на эти складки. Посмотрите какие они гладкие, — студенту даже показалось, что преподаватель ненароком дотронулся до яиц, — а у вас что? Вы их скальпелем прорубили, но края-то не обработали. Они неживые у вас, — на этих словах он удалился разглядывать мошонки соседних скульптур, а Юра тем временем недоумевал, зачем же он столько времени потратил на изображение лица, если проверять будут хуй.

Худо-бедно парень всё-таки вылепил «сносную» по мнению преподавателя мошонку и, наконец, с голым мужиком было покончено. Когда на одном из занятий в аудиторию завели девушку, Юра опешил: неужели она сейчас разденется. Да, по команде она скинула халат и показала своё молодое красивое тело. У Юры зачесалась залупа где-то в районе уретры, но он не подал виду, а сразу принялся за работу.

Пока он работал в аудитории над своей скульптурой, и она становилась всё более реалистичной, Юра не мог отказать себе в возможности потрогать её за грудь, потеребить соски и поелозить в промежности. Парень был единственным, кто ложился под стоящую статистку, чтобы разглядеть её пизду в деталях. Гениталии он воссоздал в мельчайших подробностях, что ему привил предыдущий преподаватель, отчего Юра теперь дико возбуждался и по приходу домой как всегда неистово мастурбировал насухую.

Поскольку студень-копрофил прилежно учился, то с легкостью сдал последний экзамен. Настало время дипломной работы. Душитель удава долго думал над темой своей работы и в один из тех дней, когда он в очередной раз трахал собственное говно, его осенило.

— Эврика! — вскрикнул вслух парень, когда наблюдал за вытекающей из говняного дупла спермой, — Эврика! Вот же она, идея для диплома. Как я раньше не додумался? — он шлёпнул себя по голове ладонью, измазанной в поносе.

Парень вдруг осознал, что его в этой жизни привлекают только три вещи: искусство, онанизм и дерьмо. И такой гениальной показалась идея совместить эти ипостаси его души, слепить собственное кредо буквально из говна и палок.

Прямо так, стоя без штанов посреди своей комнаты он взял кусок фекалий, который только что страстно ебал и стал мять в руках. При каждом смыкании ладоней между пальцев просачивалась ещё не свернувшаяся малафья. Юра слепил первые фрагменты будущей скульптуры, которая пока существовала только в его голове.

Днями и ночами желудочно-кишечный тракт Юры переваривал тяжёлую пищу для получения наиболее подходящего по плотности и структуре материала. Шаг за шагом, крупица за крупицей Юра рождал из хаоса утончённую и детализированную форму.

Так продолжалось несколько месяцев, пока наконец посреди комнаты Юры не оказалась молодая симпатичная девушка. Она была среднего роста и с карими глазами. Её волосы и кожа полностью состояли из говна.

В течение всего времени, как Юра работал над скульптурой, в его комнате стоял такой едкий запах испражнений, что весь пол был усыпан трупами насекомых, живших по углам. Они умирали в попытках сбежать из газовой камеры, но падали на издохе на полпути, а их мелкие внутренности размазывались по замызганному паркету, когда хозяин комнаты наступал на маленькие останки. В это помещение никто не мог зайти кроме хозяина. Только он развил толерантность к этому отравляющему туману, оседающему крупными мутными каплями на всех поверхностях комнаты. Воистину, страсть сделала парня слепым ко всем неудобствам. Той увлечённости, которая охватила его, мог бы позавидовать любой признанный художник.

Когда работа была закончена, Юра в ту же секунду упал без сил, будто бы очнулся от какого-то транса. Он впервые за долгое время открыл форточку, наконец выпуская всю магию с ароматом гнилого поноса, заполнявшую комнату.

До экзамена всё ещё оставалось пару недель, поэтому до этого дня Юра периодически смачивал фигуру из пульверизатора собственной мочой и доводил до совершенства, устраняя некоторые шероховатости и неточности.

За это время молодой человек начал привыкать к новой постоялице и каждый новый день всё больше отпечатывал её силуэт в его мозгу. Девушка получилась такой красивой, что со временем Юра уже не мог жить, просто чтобы не посмотреть на неё. Кусок говна начинал обретать душу в его глазах. Каждое прикосновение становилось волнительным, а каждый взгляд желанным.

* * *

В пустой аудитории сидела комиссия из пяти человек за двумя сдвинутыми партами. Отстранённые выражения их лиц явно говорили об усталости. Звенящую тишину разбил звук открывающейся двери. Пустоту проёма заполнил Юра, вкатывавший складскую тележку с повизгивающими колёсами и накрытую брезентом.

После пригласительного жеста председателя комиссии Юра сдёрнул покрывало. Аудиторию сразу же заполнил аромат скисшего кумыса и гнилых фруктов. Запах был настолько тяжёлым, что обжигал щиколотки присутствующих. Юра не замечал вони, а видел лишь утонченную фигуру девушки в платье, которая красиво освещалась утренним солнцем, пробивавшимся через пыльное стекло окна.

Председатель комиссии не выдержал и обильно блеванул прямо на стол, где лежали экзаменационные ведомости. Остальные члены комиссии еле сдержали свои позывы, когда увидели ошмётки геркулеса на бумагах. Звуки их сухих рыганий отразились от стен пустой аудитории и достигли глухого уха Юры.

— Фигура девушки, — произнёс Юра, презентуя свою работу.

Девушка стояла со слегка выставленными вперёд руками, будто просила о чем-то или звала кого-то. Её лицо изображало спокойствие.

— Что ж, — задыхаясь и вытирая ошмётки рвоты, произнёс председатель комиссии, — Юрий… мы ставим вам четыре… только увезите свою скульптуру отсюда, — и блеванул уже под стол, издавая звуки, похожие на лай овчарки.

Юра подошёл к фигуре почти вплотную, нюхая её волосы. Он преодолел желание поцеловать её и бережно накрыл брезентом. Получив подпись в зачётке и обблёваной ведомости, он неспешно удалился.

Глава 4. Отпуск

Юра успешно получил диплом скульптора и решил устроить себе три месяца отпуск перед тем, как начать искать работу.

Каждый день лета он проводил в своей душной тёмной комнате, которая пряталась от солнца под глухими шторами и лишь тонкая полоска пробивающегося света соединяла окружающий мир с этой подростковой берлогой. В ней по прежнему стояла невыносимая вонь, но это было Юре только на руку, ведь она тем самым охраняла и его уединение.

Однажды когда Юра смотрел порнофильм, он вдруг подумал, что Кристине не видно и повернул её лицом к экрану, чтобы она тоже могла смотреть, а сам он дрочил за её спиной. Кстати, он назвал фигуру девушки из говна Кристиной.

От одиночества он иногда обсуждал вслух какой-нибудь сериал, который смотрел в данный момент или комментировал игру на приставке. Кристина ему не отвечала, но Юра не обращал на это внимания. По-немногу Кристина всё больше оживала в его глазах, становясь идеальной молчаливой и красивой девушкой.

Дошло до того, что Юра постепенно поймал себя на мысли, что Кристина ему нравится. Вот прямо по-настоящему, как когда-то нравилась Марина. А понял он это, когда ему в какой-то момент стало стыдно дрочить за её спиной, а также не было желания выебать кусок говна, кроме неё самой. Хуй как назло не хотел эрегировать и лишь лежал бесполезной мягкой тряпочкой в грязной ладони.

Желая поухаживать за дамой, Юра иногда дарил ей цветы, которые сгнивали за пару дней, будучи воткнутыми в её ладонь. В темноте парню мерещилось, что девушка благодарно улыбается одними глазами, что не могло не радовать сходившего с ума Юру.

У молодого человека была небольшая заначка денег, которую он в один момент решил потратить на путешествие. Но ехать он планировал не один, а предложить вояж Кристине, чтобы, наконец, растопить её сердце.

— Кристиночка, — обратился он к ней, но не смотря в лицо, — я это… хотел предложить тебе съездить в Турцию… ну… в путешествие… ну это… — он почёсывал затылок, — типа это… со мной, — на последних словах он замялся, — ты согласна? — он наконец взглянул на влажный затылок, смоченный свежей мочой.

В комнате повисла тишина.

— О, да! Как я рад! — Юра вскочил от радости, потому что счёл молчание за согласие.

* * *

Как только свежеиспечённый скульптор наконец разобрался с документами и билетами, настало время самой поездки. Кристину он оформил как негабаритный груз. Удивительно, но таможня пропустила этот «предмет искусства» без проблем, что сделало Юру ещё более счастливым.

Они заселились в отель на холме на берегу Босфора, с панорамным видом на воду и чешую старой черепицы ниже по склону. Когда Юра впервые вышел на балкон-веранду, катя впереди себя тележку с Кристиной, то просто обомлел: искрящееся голубое море переходящее в настолько же бесконечно голубое небо, а внизу разношёрстные постройки уходящие вдаль до самой воды. Пейзаж выглядел словно фотография места, где он никогда не побывает, но он был.

Кристина быстро высыхала на солнце, поэтому Юра поставил около неё стул и встал на него ногами. Парень расстегнул ширинку и направил мощную струю мочи прямо на макушку девушки. Сухая корка становилась влажной, а крупные коричневые капли стекали до самых её ступней. Юра руками равномерно распределил говняно-ссаные капли, не оставляя ни одного несмоченного участка, уделяя много времени половым органам. Вот это действие он уже выполнял как обязательный ритуал, будто бы отличая его от своих отношений с Кристиной. Без необходимости смочить поверхность её кожи он и подумать не мог о том, чтобы дотронуться до неё, но когда она покрывалась коркой — во всю мацал её за пизду, размазывая собственную мочу по её говняному клитору.

Смущённый парень подошёл к блестящей фигуре Кристины и робко приобнял её за талию, слегка касаясь рукой, вытирая вторую о свою футболку. Кристина не отстранилась от его объятий, и Юра принял это как хороший знак.

— Ну что, пойдём гулять? — предложил ей Юра.

Девушка утвердительно промолчала и Юра спустил Кристину вниз и покатил по улице, попутно обмазывая говном всё, чего касалась скульптура.

На улице молодой человек с тележкой привлекал много внимания. Все прохожие поворачивали головы в его сторону. Юра считал, что это из-за исключительной красоты Кристины, в этом не было ни малейшего сомнения. Однако, многих людей рвало прямо на древнюю брусчатку, когда они оказывались в зловонном облаке от фекальной фигуры. Когда Юра шел по продуктовому рынку, продукты за его спиной тут же сгнивали.

Прогулявшись по городу, Юра зашёл в магазин, оставив Кристину ждать на улице. Как ни странно, никто не мог к ней даже подойти, словно она была защищена силовым полем. Вечером парень решил устроить для Кристины романтический ужин на их открытой веранде. Он купил мяса и вина.

* * *

Сумерки уже занялись днём, когда парень разжигал огонь в мангале и под закатными лучами обжаривал подгнившее от вони мясо. Подсохшая корка на лице кристины начала заходится мелкими морщинами. Кристина почти ничего не съела и не выпила, тогда как Юра прикончил всю бутылку вина. Наконец, когда диск солнца почти скрылся за горизонтом, поддатый выпускник встал рядом с Кристиной.

— Знаешь, Кристин… Ты может уже поняла, но… ты мне нравишься, — произнёс он, икая и с заплетающимся языком.

Косыми глазами Юра посмотрел на свою спутницу и немного приблизился к ней. Он понюхал её волосы — они пахли дерьмом. Он уткнулся носом в её ухо и повёл его по щеке. Хлопья засохшего поноса хрустели на поверхности кожи девушки. Юра приблизился почти вплотную своими губами к её губам. Кристина немного подалась вперёд, поэтому Юра просто закрыл глаза и тоже наклонился, пока их губы не встретились. Юра почувствовал отдалённый вкус чипсов с крабом и варёной брокколи, которую ел месяцы назад, и в этот момент понял, что Кристина — его человек.

Страсть всё больше охватывала молодых, поэтому робкие поцелуи с каждым разом превращались в лобызания и жахания в дёсна. Юра сорвал с себя одежду прямо на веранде, оставшись только в рваных полосатых семейниках под звуки жужжания мух, окружавших Кристину. Он поднял её на руки и понёс в комнату, чтобы бережно положить на кровать.

Страстный парень лёг рядом с Кристиной и, целуя её шею, стал ласкать её своими руками: массировать грудь, проводить ладонями по ногами и теребя пальцами промежность. Затем Юра стащил с себя трусы и нежно лёг жирами на Кристину, предварительно смочив хуй слюной.

Первое прониковение произошло гладко. Мелкий хуй Юры без труда вошёл во влажное лоно Кристины, лишив её невинности. Уздечку приятно щипало кислотой старого поноса. Каждая фрикция сопровождалась чавканьем и попёрдыванием, а высвобождаемый гнилостный аромат тухлых яиц только сильнее возбуждал копрофила.

Юра оплодотворил Кристину через десять секунд под свои свинячьи вопли. Он не предохранялся, потому что хотел ребёнка. Он кончил с мыслью о том, что хотел бы жениться на Кристине и иметь от неё дочку.

После соития Юра вынул свой сожжёный кислотой, покрытый шматами поноса хуй и вытер его об одеяло, которое тут же промокло и потемнело. Пизда Кристины издала звук похожий на хлопок открытой бутылки шампанского, наполненной говном.

Молодые в бессилии разлеглись на кровати, тяжело дыша. Юра с улыбкой смотрел в потолок, где роились гигантские комары и мухи. От избытка чувств парень громко пёрнул, распугав насекомых. Возможность без стеснения пёрнуть с подливкой при Кристине была новым этапом в отношениях, который для Юры был даже важнее секса.

* * *

Уже на утро Юра и Кристина проснулись парой. Целый день они бродили по причудливым улочкам Стамбула, скрываясь от палящего солнца.

Юра прикатил тележку с подвысохшей Кристиной к Голубой мечети, но их туда не пустили, потому что они не видели в Кристине то, что видел в ней Юра, а именно девушку, а не просто большой кусок говна. Этот инцидент не очень огорчил парня, поскольку он нашёл в этом городе куда больше, чем хотел — любовь.

Так и продлилось целое лето: Юра и Кристина обошли чуть ли не все до единой улиц древнего города, где смогла проехать тележка и где местные не набили парню ебальник за зловонный говняный шлейф. Кристина постепенно иссыхала, потому что Юра от счастья совершенно стал забывать о том, кто она такая и ухаживать за своей скульптурой.

Впервые в жизни парень зашёл в аптеку, чтобы купить секс-смазку, потому что его хуй уже с трудом протискивался в трухлявый подсохший понос с острыми торчащими хлопьями. Со смазкой дело шло намного лучше, почти как в первый раз. И как в первый раз Юра раз за разом вытирал свой хуй от говна о постельное бельё. Затвердевшая простыня уже походила на доски, укрытые наждачной бумагой, а одеяло напоминало тёрку, но любовнику было абсолютно поебать.

Жизнь казалась беззаботной и нескончаемой. Видя пламенный закат и скрывающееся солнце за водяным горизонтом, Юра был уверен, что на следующий день оно поднимется с холма и отсчитает им с Кристиной ещё один счастливый день, а затем ещё один и ещё, пока не умрёт само солнце.

Но ничто не вечно. Время неумолимо шло, а деньги быстро заканчивались, но парень решил, что не будет обращать на это внимания, пока такая возможность была. За этой беззаботностью он совершенно забыл о своей прошлой жизни до момента своего приезда в Стамбул. Это и сыграло с ним злую шутку.

* * *

Настал последний день их пребывания в древнем Константинополе, который они уже, как им казалось, почти выучили наизусть. День они провели как обычно: гуляли до усталости, а потом пообедали прямо на пляже. Но вечером Юра решил устроить романтический вечер. Он купил дорогого вина и, пока Кристина отдыхала дома, ничего не сказав, купил в ювелирном магазине дешёвое кольцо, на которое хватило оставшихся денег.

Вечером Юра сварил соевых сосисок, ведь даже на уголь для гриля у него уже не хватало средств. Он вынес парящую кастрюлю в прохладные сумерки, которые укрыли их веранду на балконе, где уже стояла Кристина, окружённая роем мух.

Они поели сосисок. Точнее Юра сожрал их все, потому что Кристина снова отказалась есть. «Ты моя худышка» — умилялся Юра. Он налил вина и осушил бокал полостью. Затем ещё один, чтобы набраться храбрости. В кармане он нерешительно теребил кольцо.

— Кристиночка… — обратился он к фигуре из засохшего говна с остекленевшим взглядом, — Кристина… я это, чё хотел спросить, — его язык заплетался от алкоголя, а голос дрожал от волнения, словно в первый день приезда в этот город.

Юра встал и подкатил тележку Кристины к краю балкона, чтобы свежий воздух немного остудил его волнение. Поднялся ветер.

— Кристина… я должен тебе кое-что сказать… точнее спросить.

Юра встал на одно колено.

— Ты выйдешь за меня? — он достал из кармана кольцо, ставшее матовым от застывшего кожного сала.

Резкий порыв ветра качнул фигуру Кристины, она упала на перила, переломилась, издав хруст и полетела вниз с седьмого этажа. Ударившись о торчавший фонарный столб с оглушающим гулом, полностью высохшая фигура Кристины обратилась в прах, который накрыл весь район. Прямо под фонарём стояла группа молодых людей. Вдохнув несколько частичек перегнивших фекалий тела Кристины, они тут же упали в обморок. Половина из них жидко обосралась, а половина заблевала древнюю брусчатку в падении.

Юра ошеломлённо стоял, глядя вниз. Он не верил в то, что видел. Но медленно к нему приходило осознание того, что прямо сейчас он теряет всё хорошее, что было у него в жизни, и завтрашний день как трясина уже начинает засасывать его в серую, казавшейся закончившейся, действительность, где он снова был одинок и нелюбим.

Он оглядел густое облако зловонных хлопьев, погрузившее в кому целый квартал и медленно залез на перила балкона. Высота и вино кружили голову, в которой только и роились «Одиночество» и «Рутина», а в глазах всё ещё виднелась тень той Кристины, которую он знал — вон же она внизу, иди к ней, она ждёт.

Как только Юра подался вперёд, время для него сильно замедлилось, будто совсем остановилось. Он ощутил небывалую лёгкость в теле, будто оказался в невесомости. Босфор подмигивал ему искрами лунного света от слегка плескавшейся воды. Ноги оторвались от деревянной пошарпанной перилы.

Юра приближался к Кристине очень медленно и при этом очень быстро. Он стремительно убегал от засасывающей его жизни в сторону настоящей сказки и нескончаемого блаженства. Он тянулся руками к фекальному облаку в нетерпении, стараясь притянуть его к себе, но ничего не получилось. Вечность всё дальше и дальше отодвигала от него момент объятия влюблённых, но ожидание лишь распаляло его страсть.

Наконец, мелкие хлопья и смрадный дух Кристины стали достигать его лица и губ. Он коснулся плотного облака от тела девушки и раскинул руки. Частицы засохшего говна залетали ему в нос и рот, но он не чувствовал этой разъедающей кислоты. Юра лишь смаковал эти тягучие ядовитые куски, представляя себе Кристину, свою невесту.

— Кристиночка… ты выйдешь за меня? — шёпотом повторил он, но уже без волнения.

Юра закрыл глаза и представил себе их свадьбу, с пышным белым платьем на невесте, пьяными гостями и блюющим двоюродным дедом, что заставило его слегка улыбнуться.

Мириады частиц фекалий в воздухе обволокли парня, что стало последним объятием молодых и перед самым касанием земли, Юра услышал в ушах голос Кристины:

— Я согласна, — прошептала она.

Её голос стал вечным спутником Юры в их бестелесном путешествии по бесконечной вселенной, где они навсегда остались счастливы.