ПРОПЕРЖЕННЫЙ ДИВАН
В один из дней, когда я был ещё мелким, у нас в квартире, где я жил со своими родителями, наметилось очередное семейное торжество: намеревалась приехать целая орава каких-то родственников, которых я и видел-то пару раз в жизни. «Ну всё…», — подумал я, — «…пизда». Опять терпеть общество людей, которых я почему-то должен не то, что выносить рядом с собой, но и ещё каким-то образом любить только по праву кровного родства. Мне это всегда казалось непонятным, ну да ладно… не об этом речь.
Народу ожидалось немало, поэтому мы с батей как всегда притащили раскладной стол в большую комнату. Вот этот вот дурацкий деревянный ящик, который весь год собирает пыль и оттопыренные мизинцы ног. Так как стульев не хватало, предполагалось, что остальные сядут на диван. Я сразу забил себе местечко в углу дивана, потому что оттуда хорошо было видно телевизор, да и сидеть одновременно на диване и за столом мне почему-то всегда нравилось, хотя есть было неудобно.
Стол накрыли богатый, как будто мамка отрыла где-то скатерть-обрыганку с максимально нажористым хрючевом. Тут тебе и семь видов майонезных салатов, и курица, запечённая под майонезом, и картофель под сыром с майонезом. В общем сплошной майонез, картофель и хлеб. Охуенно! В то время я был большой, и даже довольно жирный, любитель подобного. Благодаря такому питанию моя красная дряблая морда всегда была в высыпаниях, под сиськами скапливался жирный пот, а жопа постоянно подпёрдывала.
В общем уселся я на своё место, пока народ набирался в комнату. Стало шумно, но сладкий голос усатого и вечно седого Якубовича из «Поля чудес» словно нож через масло протискивался сквозь общий гомон. Я так сильно обожрался майонеза, что меня как обычно начало пучить. Скопившийся сероводород распирал верхние отделы моих кишок, увеличивая и без того округлое пузо. Это было терпимо.
Но, когда огромный пузырь газа рывком прошёл поворот из сигмовидной кишки в прямую, я почуял неладное. Выходить пропердется не представлялось возможным по двум причинам: мне не хотелось пробираться через толпу поддатых родственников, которые начали бы тискать единственного ребёнка в комнате, который проползал мимо них, ну и я бы просто обосрался прямо на людях, не в силах сдержать бурю в штанах.
Я сжал булки, что есть мочи, но вонючий вихрь копьём протискивался даже через напряжённый сфинктер. Я вжался максимально сильно в диван, усложняя проход смердящего тумана, но газовый катях не останавливался. Не видя альтернатив, я вжался ещё сильнее и потихоньку стал выпускать сжатый вонючий воздух, который из-за давления почти оформился в осязаемый кусок говна.
Я даванул прямо в диван. Выхлоп только обжёг мне анус и нежную кожу вокруг него, но звука не последовало.
Первые пять минут я принюхивался, пытаясь уловить нотки вчерашнего ужина, но учуял только вонь бабкиных грибковых стоп, которые она любила оголять, когда ей было жарко, а это означало, что я был спасён от позора. Молва о пердящем мальчике разошлась бы по всей стране, когда мои родственники разъехались бы по своим пердям.
Терпеть кал в кишечнике и мочу в мочевом пузыре я мог почти до бесконечности, но не пердёж. Но теперь, когда мне ничто не угрожало, я умудрился выпердеть наверно около литра горячего газа, который так и заблудился где-то в переплетениях дешёвой синтепоновой набивки.
* * *
Диван вскоре переехал в мою берлогу, так как в большой комнате затеяли ремонт. Я пердел в него каждый божий день, пока смотрел телевизор, играл в приставку или дрочил. Чаще не было никакой нужды глушить выхлоп, а иногда даже наоборот хотелось занюхнуть выходящее из меня, чтобы оценить состояние здоровья, но… привычкам трудно изменять, к тому же поднимать жирную жопу из удобной позы казалось излишним. Сколько бы я ни старался и как бы ни пытался разразится пердежом, сидя на диване, но звука и вони из лабиринта Говнодавра не выходило.
Однако, иногда ко мне заходили друзья. Пердеть друг перед другом как-то было не принято, хотя при этом мы иногда вместе подрачивали, поэтому, когда я чувствовал напряжение где-то в животе, я всегда занимал любое свободное место на диване и пускал туда ядовитых шептунов. Не исключено, что так и делали все, кто бывал у меня в гостях, но это остаётся за кадром сей повести.
Был курьёзный случай, когда однажды я сосал хуй у своего друга и мне приспичило пёрнуть. Не желая ранить его чувства, я быстренько сел на диван, якобы заценить его яйца, и потом вернулся к делу, а он так и не узнал, что я чуть было не обосрался. Но с того момента, у него я больше не сосал.
* * *
Привычка бздеть в диван плотно укоренилась в моём ежедневном графике. Ощущение теплоты, даваемое свежими запертыми под жопой газами приятно удивляло при каждом пуке, а отсутствие неприятных последствий в виде гнилостного смрада радовало не меньше. В общем, были тут только плюсы.
Я рос: менялся мой рацион, цвет прыщей на ебальнике, оттенок залупы и площадь волосяного покрытия яиц, но охота попердеть никуда не исчезала. Впрочем, ничего удивительного, ведь это была одна из немногих приятных вещей во всей моей жизни.
Но ничто не вечно.
Года не щадили ни мой анус, ни диван. Время по крупице трепало его обивку и уплотняло наполнитель, так что предмет мебели потерял былой рыночный шарм. Узоры на покрытии поблекли и потемнели от солёного жирного пота, а подушки перестали быть такими мягкими и приняли уродливые продавленные очертания моей жопы.
Пришло время расстаться с ним.
* * *
Не секрет, что испускаемые нами кишечные газы содержат летучие крупицы фекалий. Когда я смотрел на осунувшийся от старости диван, я подумал об этом же. И мне пришла идея заглянуть внутрь моего старого товарища, чтобы посмотреть, что с ним стало, вспоров его некогда прекрасное одеяние, всё равно ведь теперь выкидывать.
Я взял нож, приставил его острым концом к подушке и надавил. Нож шёл туго, как в холодное сливочное масло. Тогда я навалился всем телом и протолкнул его до самой рукояти. Схватившись покрепче за ручку, я повёл клинок к краю дивана, делая поступательные движения вверх и низ. Лезвие шло также туго, что меня сильно удивило.
До меня донёсся сильный запах говна.
Дойдя до конца и разрезав подушку наполовину, я вставил лезвие обратно, туда где начал, и повёл нож в другую сторону. Это далось мне также нелегко.
Закончив, я отложил лезвие, которое покрылось патиной и странными тёмными пятнами. Я взялся за две половинки подушки и попытался разъединить их, но они не хотели расставаться. Приложив ещё усилий, я, наконец, смог разлучить их со странным звуком: то ли хлопком, то ли шлепком.
Увиденное поразило меня до ужаса. Из разреза пошёл густой тёмно-зелёный туман, который под своей тяжестью и тягучестью падал на пол и стелился ядовитым ковром. Когда он дошёл до моих щиколоток, то у меня сразу защипало расчёсанную на ногах кожу.
Ужасающий запах трижды свернувшейся спермы, перегнившего трупа крысы и сладковатый привкус заживо гниющего мяса буквально обрушился на меня. Дыхание спёрло напрочь, дышать стало невозможно. Вся слизистая во рту и носу сильно засаднила, будто промытая изопропиловым спиртом.
Глаза зачесались, заслезились и зашлись мутной белой пеленой. Пока ещё мог видеть, я разглядел в подушке тысячи мёртвых опарышей, которые буквально зацементировались в плотный кал, который словно инъекция оливкового масла в мышцы, застыл на волокнах диванной набивки: в самом центре говно уже почернело и почти окаменело, тогда как на краях оно был мягче и по консистенции напоминало плотную глину с кратерами некогда запертого газа.
В ушах где-то вдалеке послышался утробный неземной рёв, похожий то ли громадного быка, то ли на лязг падающей металлической конструкции. В этот момент глаза заволокло, и я резко потерял зрение. Не в силах сдержать дыхание, я сделал рефлекторный вдох и тут же блеванул под себя. Ещё один вынужденный вдох на грани гибели, и снова я изошёлся горькой рвотой, которая вышла из меня с диким гортанным звуком.
Когда желудок опустел и устал сокращаться, я смог немного прийти в себя. Каждый вдох отравлял внутренности и казался мне последним. Я пытался встать, но падал. Рёв в ушах усиливался.
Я почти без сил беспомощно барахтался на полу от дезориентации и прощался с жизнью, когда услышал безумный низкий рык. Я почувствовал жар на своём лице и звуки грузных шагов в паре метров от себя, которые сотрясали стены и потолок.
Рык усилился, как и самый невыносимый запах в моей жизни. Я хватал этот причиняющий боль воздух, превозмогая неимоверное отвращение и сдерживая рвотные позывы, но не мог надышаться. Казалось, что содержание кислорода снизилось до нуля. Я задыхался.
Беспорядочно шаря руками и слушая звуки погрома в комнате, сопровождаемые низким грудным клокотанием, я заорал что есть мочи. Мой голос сбился на фальцет и потом пропал. Гланды покрылись слоем гноя. Кожа зашлась какими-то пузырями.
Снова послышался рёв, прямо рядом со мной. Жар тоже усилился и когда мне казалось, что я вот-вот умру, мимо меня пронёсся вихрь и выбил окно, впустив свежий уличный воздух. Я, наконец, смог вдохнуть и упал на пол, жадно работая лёгкими и наблюдая зелёные точки в глазах.
* * *
Зрение ко мне так и не вернулось. Когда в тот день домой пришли родители, они спросили у меня, почему вся комната в говне. Но долбаёб без голоса ничего не мог им объяснить.
Чуть позже, отдышавшись, я на четвереньках пополз в ванну и обнаружил, что лежал в чистом круге посреди комнаты, в то время как всё вокруг меня было покрыто толстым слоем гнилого поноса. Я пошарил по стенам — понос был и там. До потолка я достать не мог, но был уверен, что и он покрыт говном. Каждое соприкосновение с его кислотой обжигало обкусанные заусенцы на моих руках.
Объяснить, что тогда произошло, я не в силах. Не знаю кого благодарить: дьявола или бога за то, что я тогда остался жить. Хотя, я всё же потерял зрение, какие уж тут благодарности.
Тот диван после происшествия полностью пришёл в негодность, будто бы его подорвали гранатой. Должно быть его содержимое и оказалось в тот день на стенах моей комнаты. Вековую вонь оттуда вытравить так и не удалось. Любой, кто заходил туда, начинал видеть страшные галлюцинации о поедании говна. Со временем смрад начал покидать пределы своего вместилища, и нам пришлось заложить вход туда кирпичами. Теперь наблюдать за помещением можно только с улицы через окно.
Мне кажется, тот фекальный демон однажды возродится именно там, когда наберётся силы. Надеюсь, я к тому моменту буду далеко. Но меня всё же не покидает надежда, что он всё ещё в силах вернуть мне зрение…